Ушедшее — живущее - Борис Степанович Рябинин
Теперь я хлопочу о пенсии, на которую имею право по своему возрасту (66 лет).
В. Попов-Штарк».
* * *
О мыслях, настроениях этого периода и направлении поисков старого следопыта дают представление письма. В них, мне кажется, Владимир Алексеевич предстает со всеми своими думами и надеждами, таков, каков есть, каким был.
«Москва, 30 мая 37 г.
Дорогой мой Боренька! …Заочно обнимаю тебя, целую и шлю тебе свою горячую благодарность за твое милое отношение ко мне во все время моего тяжелого жития в Свердловске. Чем дольше я там жил, тем тяжелее мне становилось. Будет ли мне лучше здесь? Не думаю. Но все же московский пульс жизни настолько мне привычен и настолько унылой для меня была атмосфера Свердловска, вернее, Свердлгиза, что я больше не был в силах оставаться там. Все равно конец мой близок — там ли, здесь ли, но все же тянет кончить свои дни там, где провел и проработал всю свою трудовую жизнь. Я настолько изверился в возможности нового подъема в своей деятельности, что и сейчас не верю в то, в чем меня заверяют в Детиздате, где я беседовал с директором тов. Цыпиным, а именно: он заявил мне, что Детиздат решил взять в свои руки ленинградский «Вокруг света», расширить его и «приставить» меня к этому делу. Повторяю, что я совершенно не верю, чтобы это могло случиться, хотя тов. Цыпин — человек, не привыкший «бросаться словами»; он, как говорят, самый деятельный, широкий и решительный издатель в Москве. Но и охотников пристроиться к этому делу найдется здесь немало, хотя и без заслуг, но со связями…
Наша Уральская краев(едческая) библ(отека), несмотря на всю свою огромность, интересует здесь всех, кому ни покажешь, — настолько ново это явление, за которое еще никто не решался взяться даже и здесь, в Москве…
Твой Вл. Попов».
«Москва, 30/XII—38
Приветствую тебя, милый мой друг Боря, с Новым годом… …Что касается меня, то я, по семейной своей линии, пою по-прежнему «Страданья», ну, а что касается моей новой профессии писателя от историко-географической науки (если таковая существует), то могу сформулировать мою деятельность теперешнюю так: занимаюсь гробокопательством, т. е. разрываю старые могилы, собираю разрозненные человеческие кости и воскрешаю покойников. Уверяю тебя (хотя этому трудно поверить), что это не аппетитное на первый взгляд занятие может быть весьма увлекательным. В журнале «СиМ» в 1938 г. я таким образом воскресил 12 покойников. Столько же собираюсь воскресить там же в новом году. В ж. «Сов. Арктика» (журнал почти мифический, но он все же выходит ежемесячно) воскрешаю десятки полярных исследователей в каждом номере («Говорящая карта Арктики»). В ленинградском новом журнале «Краснофлотец» (сами обратились ко мне как профессиональному гробовщику) началась… (несколько слов неразборчиво) на тему о «Замечательных русских моряках» (все сплошные покойники)…»
Дальше он перечислял еще ряд изданий, с которыми намеревался поддерживать добрые деловые отношения, сообщал, что задумал книгу о замечательном русском мореплавателе и флотоводце Головнине. И в заключение:
«Последствия моей летней кражи до сих пор дают себя крепко чувствовать: хожу по-прежнему без галош, в драповом пальто и в толстовке, которую износил еще в Свердловске, но к счастью не выбросил. Но для своих лет я не считаю это трагедией: «мне некого больше любить» и меня никто больше не любит, поэтому я могу ходить михрюткой. Дружески жму руку…»
«Москва, 1 июня 1939 г.
Здравствуй, Боря милый!
Ценя нашу с тобой непрекращающуюся дружбу, сообщаю тебе именно в дружеском порядке мою новость: я приглашен Детиздатом в качестве редактора раздела географии всеобщей и отечественной Детской энциклопедии (10 томов, по 1 тому ежегодно) в результате моего личного обращения в ЦК ВЛКСМ с месяц тому назад. Редакторство ни в какой мере не исключает личного авторства в этом фундаментальном издании, для чего остается достаточно времени, ибо собственно служба ограничивается 3-мя днями в пятидневку. На первых порах «положили» оклад в размере 700 руб. Само собой разумеется, что не оборву я и своего постоянного сотрудничества ни в одном из 4-х журналов, где являюсь постоянным автором… Таким образом, дела мои теперь улучшатся и кончатся перебои с деньгами, вытекающие из крайне неровного получения гонорара, неаккуратного выхода журналов и тесноты в них бумажной площади (объема).
Т. к. хозяин (парт.) энциклопедии, тов. Панков, который меня знает, вполне доверяет мне и ценит, как опытн. работника, и товарищ он приятный, то орудовать мне в редакции будет сподобно, ибо там все дамы неопределенного возраста и сомнительной ред. квалификации.
Дома с каждым днем все хуже и хуже…
Твой Вл. Попов».
(Однако время шло, а дело с Детской энциклопедией не двигалось. Не оправдались надежды и на 700-рублевый оклад. Перестал выходить альманах «На суше и на море». При всей мизерности гонорара, который получал там Владимир Алексеевич, это была едва ли не самая крупная потеря. «Полный непробой»!)
«18/X.40
Дорогой мой, милый Боренька!
Очень рад был получить твое письмо. Благодарю тебя за память. Ведь ты единственный, сохранивший еще память обо мне и добрые воспоминания о совместной работе по уральской краеведческой литературе, которая была дорога обоим нам и в то время и сейчас. Других же нет, а те далече… Появившиеся в последнее время заметки в советской печати о приключенческом жанре ты преждевременно связываешь с моим восходом в этом жанре. Пока что это не так — в этой области по-прежнему все мертво и не наблюдается никакого движения воды. Быть может, к январю дело оживится и я встану вновь на рельсы, но надежды на это мало. Я и сам в день появления заметки… (неразборчиво) обратился в отдел печати… (неразборчиво) с предложением своих услуг в этой области. Теперь жду ответа. По приезде в Москву не откажи повидаться со мной.
Душевно любящий тебя Вл. Попов».
Вскоре мы встретились. Увы, не надо
